Жизнь в борьбе за счастье
- Подробности
- Создано 03.03.2016 10:34
- Просмотров: 297
ШЕВКИЕ АБИБУЛЛАЕВА
После встречи с родной матерью и старшей сестрой нам дали одну земляную комнатку, там поселилась сестра с детьми. Она осталась бухгалтером в конторе колхоза, мама в какой-то артели плела сетки, а я пошла в районную больницу работать медсестрой. Больницей управляли муж с женой, больница была грязной, не хватало постельного белья, обеды готовились как попало, больных кормили плохо. Однажды я заметила, что после уколов приходит смерть. Особенно от разных болезней погибали дети. Главным врачом была женщина, она родила двоих детей, и я ее детей обнаружила мертвыми под койкой. Не успела забрать детей, как вижу, что женщина лежит на разломанной койке, голова свисала вниз, а ноги на второй половине кровати торчали вверх… Зинаида взяла как раз тюбик с лекарством для укола, заходит в палату – и, увидев меня, ойкнула и побледнела. Я долго не думая глянула на поднос, подошла к ней и ударила кулаком по подносу снизу – лекарство и поднос разлетелись в разные стороны, она сразу убежала из больницы, больше на работу не приходила, вроде бы заболела…
Лекарство называли климатической вакциной, делали уколы под левую лопатку, а потом на этом месте возникали гнойники и люди погибали… К нам пришли делать уколы отдельно, подошли к маме: «Вам укольчик!» я сразу: «Какой укольчик? – Я вам не разрешаю». А мне говорят, что отказавшихся милиция накажет. Я поднос вырвала из рук, а уколы взяла на анализ – вакцина оказалась отравленной, но кто был виноват, не выясняли, дело осталось без результата, а я после этого покинула больницу…
Опять надо было менять место жительства. Собрала я свою семью: пятеро – трое взрослых и двое детей, с вечера до утра шли пешком, из дома ничего не взяли, только один кувшин с водой носили, больше ничего… Опять к Будникову на прием; сказали, что умер дедушка и что мы едем на похороны. Попросили прописку, он еле-еле дал на двух человек, и мы быстро побежали на баржу. Вышли в Холкабаде, спешили на поезд в сторону Ташкента – спешили доехать до Янгиюля (маленький городок, райцентр), спросили там, как доехать до колхоза Карла Маркса. Там встретились с маминым братиком и его семьей, мы уже приспособились жить в колхозе. Сестра пошла в контору работать бухгалтером, а я бригадиром- хлопководом. Мама стала готовить обеды колхозникам, т.е. устроились по тому времени хорошо. На похороны мы не успели, узнали только, что дедушка работал (в 105 лет!) конюхом и умер прямо на конюшне от конского сапа…
А тут мама забеспокоилась, что надо еще спасать младшую дочку, Неджие Абибуллаеву. Снова надо ехать в Андижан. Я решила просто ее украсть. Оделась, как узбечка, сестру тоже одела узбечкой и поспешили на станцию. Денег на билеты не было, но у меня были памятные карманные серебряные часики, носила их за пазухой. Делать нечего – подошел товарный поезд, груженный углем, идущий в сторону Ташкента, попросились до станции Урсатская, показали машинисту часики – он согласился нас взять, незаметно втиснул в вагон, до крыши заполненный углем, было больно, но мы легли на уголь. Доехали до Урсатской, машинист открыл окно и вытащил нас. Ой, смотрим друг на друга: черные, как сажа, как негры, – нас запросто поймают, видно, что беглянки. Убежали от станции, нашли арык, попробовали отмыться и отстирать одежду – стало еще хуже! Зашли в каком-то ауле к старушке, попросились помыться, она вместо мыла дала кислого молока. От Урсатской до Янгиюля за 2 дня дошли пешком…
Мама очень обрадовалась. Сестричка Наджие устроилась в школу уборщицей, ей давали в день 700 г узбекской лепешки. У нас у всех была работа, а кто работать не мог, умирали от поноса или от голода, дети оставались без родителей, надо было как-то защитить людей и безнадзорных детей. В зимнее время 1948 года запрягла лошадь в арбу, погрузила беспризорников – пришлось поругаться с управляющим, что гоняю арбу в район, в комендатуру. Начальником там был казанский татарин Искаков, его охранял милиционер. Спросила разрешения войти – и с порога: «Товарищ Искаков, примите от меня беспризорных детей!» Он вышел, смотрит – дети лежат в арбе под одеялом, а на улице идет снег, холодно… Объясняю, что детей собирала у себя в землянке, он думал вначале, что это мои дети, но я сказала, что это советские дети, я знаю их умерших матерей. Он дал мне направление, чтобы я отвезла их в детскую больницу, а после выздоровления их надо было сдать в детский дом в Аккургане, это далеко от райцентра, но дети находились в детдоме. Среди них был один мальчик, немой, как он плакал, что не хочет оставаться без меня, его звали Исмаилов Амет, его отец Эскендер.
55 лет спустя меня нашли в Белогорском районе Крыма сразу 3 человека, приехали и благодарили, как мать, что я спасла им жизнь. В данное время они живут в Первомайском р-не, в Октябрьском и в Перекопе (Кемаль, Энан, Якуб).
Мне в Хослате 5 лет не давал покоя управляющий Мухетдинов, задевал всегда и уволил с работы, а я в это время начала искать свои фронтовые документы, стала писать во все инстанции, но мне никто не отвечал. Потом кто-то посоветовал написать в госбезопасность товарищу Шумскому, не знаю, кто он был по должности, но адрес мне дали. Написала как могу о себе, о том, что защищала и освобождала Севастополь, что на мои письма никто не ответил, возможно, даже не проверяли их содержание; он мне сказал, что надо ждать ответа из-за границы. Прошло 75 лет – до сих пор жду…
Но я не сдавалась, поехала в Ташкент на прием к защитнику Севастополя Крылову. Он сказал: чем, мол, так ходить, направим тебя в Самарканд, там горный климат, похожий на крымский, – согласилась. Ведь нужно где-то работать и жить.
В Самарканд приехала ночью, сидела на вокзале, после 12 часов попросили освободить помещение, а мне-то идти в незнакомом месте некуда, и я из зала не вышла. Пришел милиционер-узбек, спросил, кто я и зачем здесь, сказала, что ищу маму, а подробностей сообщать не стала. Он со своей руки снял часы, надел мне и сказал, что скоро придет, узнает, куда меня определили.
Пришел к утру, я сняла его часы и вернула ему, сказала, что пойду на базар и поищу татар. Он мне: «Иди, а потом – в депо, там отделение милиции». Больше я его не видела.
Только вошла в ворота базара, – там стоят двое хорошо одетых мужчин, обратилась к ним и спросила, не знают ли они, где живут татары-переселенцы. Они сказали, что знают и покажут мне. Доверилась, пошла с ними. Далеко от города, возле какого-то кладбища, они остановились и спросили, как меня зовут. Я никогда никому не говорила настоящее имя, сказала, что Катя. Они, наверное, тоже соврали свои имена, потому что один долго разговаривать не стал, а шарахнул меня кулаком в лицо. Я не закричала, а сказала, что я же ничего плохого не сказала и не сделала, поверила им, что помогут… Они говорят, что они – бандиты и воры, ночью воруют, а днем спят, их квартира у старой бабки-узбечки, и раз у тебя никого нет, поведем тебя к ней, будешь жить с нами. Это сказал узбек, а второй (я не знаю, кто он) молчал. Успокоила их, без ругани, что согласна. Вернулись в город, пошли на базар, они купили 2 узбекские лепешки, виноград, положили его между лепешками и дали мне. Милиция ходила туда-сюда, я молчала, (сказалась фронтовая закалка), и они поверили, что пойду с ними. Сказала им, что надо забрать вещи из камеры хранения, стала в очередь, пропускала людей перед собой, чтобы найти выход из сложившейся ситуации. Они не спускали с меня глаз, ходили рядом, и вдруг прямо около камеры хранения остановилась легковая машина – черный ЗИС. Я сразу бросилась к машине, шоферу молча моргала, он понял, открыл дверь, я мигом вскочила и сказала: «Отвезите меня в органы милиции». Парень отвез и сдал меня в горотдел товарищу Никитину. Сказала, что здесь ходить страшно – советские законы не действуют, и я попала в нечистые руки, еле ушла от них, этих бандитов. Он велел шоферу отвезти меня в гостиницу «Регистан», предварительно выяснив, что я – фронтовичка, помог устроиться на работу в гостинице, а директор прописал меня в своем доме. Я стала счастливым человеком!.. Сразу обосновалась в отдельном номере, забрала с вокзала, из камеры хранения, свой маленький чемоданчик, стала работать, и через некоторое время нашла на окраине Куркудука свободный кусочек земли, привезла из Янгиюля своих родных, построили из глины 2 комнатки и потихоньку стали жить….
На одном из моих дежурств в гостинице было ЧП: жил приезжий, Виктор Белорус, он выписался и ушел, обокрав весь номер, вплоть до чехла на матраце. Его никто не проверил, настолько он выглядел культурным человеком. Шум, крик, милиция, начальник милиции Никитин велел мне его опознать. Ездили в аэропорт, на станцию Самарканд, на 3-й день мы его поймали перед отходом поезда и привезли в отделение. После этого Никитин уговорил меня работать помощником в уголовном розыске, дали удостоверение: внутри книжечки была красная полоска, что она обозначала, я не понимала. В один далеко не прекрасный день Никитина убили в районе за центральным базаром, полевая сумка его была брошена. Я отказалась от сотрудничества с уголовным розыском: меня иждивенцы ждут дома, а после войны жить там было страшно – в Самарканде было много наркоманов…
Потом я работала в разных местах: 7 лет в торговле, 7 – в виноделии, 5 – медсестрой в гинекологическом отделении горбольницы в Самарканде; в 1948 году мне пришлось даже работать грузчиком, таскали мешки по 50 кг на плечах, бросали в штабеля. Всю жизнь просто не опишешь…
Продолжение следует...
