Жизнь в борьбе за счастье
- Подробности
- Создано 11.02.2016 10:45
- Просмотров: 1029
ШЕВКИЕ АБИБУЛЛАЕВА
4 июля 1942 года мы попали в плен к фашистам. Вместе с нами был и генерал Новиков, который боролся до конца и не бросил своих солдат. Как вспомню о его судьбе, – не могу до сих пор удержать слез: его кто-то из фашистов узнал (а он был дважды ранен: в правую руку и левое плечо), вначале его куда-то увезли, а 5 июля привезли, поставили на разбитый танк и заставляли кричать, что с ним попало в плен 100 тысяч солдат и чтобы он благодарил Гитлера за сохраненную жизнь. Он отказался. Тогда фашисты рассвирепели, всячески издевались над ним у нас на виду, пока он не скончался…
Стояла сильная жара, от жажды пили морскую воду, но это не помогало… Мы были под скалой, и мне сказали: «Шурочка, выйди, посмотри, где немцы». Я вышла в гражданской одежде, которую мне дали люди из числа жителей, смотрю наверх, а немцы, когда меня увидели, закричали: «Madchen, Madchen, Kom hier!» (Девочка, девочка, иди сюда!). Спустили конец толстого шнура, показали, чтобы держалась за него, они вытащат меня наверх. Тогда я закричала: «Мама, сестра, идем вместе!». Так мы вышли к площадке аэродрома, а немцы кричали нам проклятия, что русским – конец, и тут же потребовали, чтобы мы легли лицом на землю – боялись даже безоружных! Появился переводчик, стал вызывать: «Евреи – шаг вперед! Фельдфебели – два шага вперед! Генералы – три шага!». Но никто с места не тронулся, а потом стали выкликать врачей, чтобы оказать помощь их солдатам. Вышел профессор-хирург Зыбин, Гофман и другие, сделали фашистам перевязки, а потом их расстреляли как евреев. Солдат заставили копать могилы, в эти ямы бросали всех убитых подряд, а тяжелораненых добивали. Недалеко от этих могил был родничок, я пыталась набрать воды, так они стреляли по котелку, и воды было совсем немного, на самом донышке, но немцы не разрешали даже по глотку дать нашим раненым.
Военврач Кравченко Олег Тимофеевич и политрук Губенко Владимир Николаевич переоделись в женскую одежду и велели, как погонят нас, готовиться к побегу.мы, пять человек (еще комиссар Ганеев и военфельдшер Аня) дошли до херсонесского греческого кладбища по улице Пожарова. Румынским солдатам мы были безразличны, а жители стояли и искали своих родных. Мы были уже одеты в гражданское, сразу затерялись среди женщин. Одна из них, добрая душа, поняла нас, я не успела глазом моргнуть, а она уже обнимала меня и вместе со мной пошли мои товарищи. Она повела нас к себе, в дом № 5 на улице Киянченко, сразу напоила чаем и нашла, во что нам переодеться, а внуку приказала сторожить, чтобы не зашли посторонние. Это место называли Стрелецкой балкой, там стояла наша советская зенитная батарея, – был когда-то форпост обороны со стороны моря. Пока я ходила, чтобы найти и похоронить убитого врача, к ней домой уже пришли немцы, а на батарее повесили фашистский флаг. Нашу спасительницу звали Анна Яковлевна, она жила с мужем и детьми. 5 дней она кормила нас, мужчин наших прятала в подвале, а мы были наверху. Их соседи были полицаями, она у них узнавала обстановку и проводила нас до Севастопольского вокзала. Мы прошли до Байдарской долины, где тогда были зоопарки. Там мы нашли командира Краснова, он хотел вместе с другими нашими военными организовать партизанскую базу, но помешали дикие звери, и было непонятно, то ли от хищников убегать, то ли от немцев, которые пытались зверей поймать. И когда мы этих опасностей избежали, потеряли командира Краснова. После этого мы пошли в лес, долго ходили, дошли до Белогорского района, приходилось хитрить, чтобы найти партизан, – то ли никто не знал, то ли не выдавали. В одном селе нам сказали, что есть один дядя из истребительного батальона; мы его нашли, он сказал, что отряд пока только организовывается, ждут ответа с Большой Земли. Ответ получили в апреле 1943 года, и тогда отряды уже были разбиты по районам. секретарь райкома партии Черный был назначен руководителем Бахчисарайского и Севастопольского отрядов, Куйбышевского района – М.А. Македонский, их база была в селе Албат; Керченско-Феодосийского отряда – Н.Д. Луговой, Симферопольского – председатель горсовета И.А. Козлов и С.В. Мартынов, а потом появился отдельно Ялтинский отряд, его командиром был Селимов, а комиссаром – М.А. Македонский. Организовывался татарский отряд, его комиссаром был Мамутов Мустафа, а командиром – Рефат, я осталась в их отряде, у меня сохранились фото этого отряда. Потом уже появились генерал А.В. Мокроусов и оперуполномоченный Сахан Дмитрий Иванович, был еще Витатин Иван Николаевич – это штабные работники, которые получали команды, указания, известия с Большой земли, многое сбрасывали с парашютом. старшими были Мартынов, Михно, Калашников, радисты находились в лесу Куйбышевского района. имя одной русской девушки я не запомнила, а вторую звали Аней, они подчинялись Мартынову. Куда эти девушки исчезли потом, я не знаю. Непонятна судьба Дагджи Абдуллы. У него псевдоним был подпольный – дядя Володя. Он был очень аккуратным подпольщиком, ходил среди людей, слушал, где что говорят, проверял, кто из подпольщиков как выполнял задания, и обидно, что его настоящее имя нигде не значится, а он был самым сильным подпольщиком, до войны – секретарь Балаклавского райкома партии.
Руководители партизанского движения. Слева направо: П.Р. Ямпольский, И.А. Запорожский, Н.Д. Луговой, Ф.И. Федоренко.
Лично я числилась при штабе отряда, выполняла задания: что-то отнести, передать письмо и обратно – какие-то донесения, всегда докладывала начальнику штаба Витятину. Мне давали пароль для шифровки, он был из 9 букв, которые обозначались цифрами:
П Р О С Т А Д У Е
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Так писали секретные сведения, где не надо было написать точно, добавляли «сиврому», что это обозначало, не знаю. Передачи такие носила в лес, вроде мелкого лекарства (соли) – самый ходкий продукт для обмена. Без местных подпольщиков, без их помощи невозможно было сохранить и отряд, и его руководство, но не все были сознательные, были экстремисты и, пожалуй, ни одной деревни не было без хотя бы одного предателя…. Моя работа по части разведки в тылу врага была очень важной; простая девчонка, наголодавшаяся в детстве, я боролась для бедняков, которые страдали еще до революции от помещиков; бедняки воевали против врагов, а сытые – против бедняка…
Так я и осталась комсомолкой, ходила по селам, городам, чтобы узнать, что и где делают фашисты, одевалась, как нищенка, стояла босиком у Симферопольского вокзала с тряпичной сумкой, просила у людей хлебушка, а сама считала, сколько вагонов с фашистами, сколько танков и пушек, считала и запоминала, а потом докладывала в отряде…
Однажды смотрела, как фашисты работали, подошел полицай, крепко схватил за ухо и давай крутить, я стала кричать – и люди убегали от полицая, он меня повел в здание, где был в советское время горсовет, сказал унтеру, что эта чертова девчонка – не русская, а татарка, тот приказал отвести меня к какому-то турецкому начальнику, на второй этаж. Постучал в какую-то дверь и говорит, что вот он привел татарку, у нее никого нет, ни отца ни матери…» Пан посол, вы можете на ней жениться, ее если искупать и одеть, т.е. привести в порядок, будет хорошая невеста, красивая». Тогда я начала понимать, что Турция в контакте с Германией. Послом был Сервер Энверов, он сказал, что не намерен со мной возиться, ему нет смысла брать меня в жены, т.к. я привыкла нищенствовать, зачем ему неграмотная, пусть идет, все равно убежит… Фашист закричал по-немецки: «Вон, проклятая грязнуля!», толкнул в плечо, я повернулась лицом к лестнице, а от толчка летела через пять ступенек. Только на следующий день я смогла на Симферопольском вокзале найти подпольщика-машиниста дядю Якова. Он накормил меня бутербродами, дал кипятка. В другой раз я принесла ему шифрованную записку о том, чтобы я поехала ночью от станции Ново-Алексеевка на разведку в Мелитополь. В этот раз партизаны сработали хорошо: устроили крушение поезда. Затем я поехала узнавать тыловую обстановку. доехать до вокзала было нельзя – там постоянные проверки, шла пешком. Адрес искала по памяти: Зеленая горка, ул. Плодовая, 3. Там жил дядя Эдем, он по распоряжению подпольщиков Крыма принял меня, я ходила по городу, на базар, прислушивалась, кто что говорит, следила за хлебопекарней… Однажды была облава, кого-то поймали и повели на расстрел, кого поймают в вагонах – вербуют в Германию. У мелитопольских полицейских, которые дружили с немцам, на кнутах были кончики шомполов, и этими шомполами гнали людей, большинство военнопленных, чехов. Я сначала думала, что наши, а потом убежала от них, зашла во двор хлебопекарни. Там молодой человек работал кочегаром, как раз разжигал печи, носил ведром мазут. Спросила, как звать, он ответил «Сережа». Я предложила ему помочь, чтобы он дал за это хлеба – мол, живу с бабушкой, она послала… Долго что-то объяснять было некогда, он понял, в чем дело, и спрятал меня, потому что сюда должна тоже прийти облава. А спрятал в печи. еще прибежали прятаться мужчина и девушка, мы втроем там сидели молча. Когда люк открылся, мы выскочили и убежали оттуда, я их больше не видела, а сама я угорела и упала на снег. Женщины подбежали, повели в какое-то помещение, в домик, наверх, там топилась печь, я грелась, а они поили меня кислым молоком, откачали от угара. А потом еще несколько дней я наблюдала обстановку и ждала, когда придет товарный поезд дяди Яши. Сергей предлагал, чтобы я осталась, обещал устроить на работу, а я сказала, что должна предупредить бабушку и взять документы.
Так он мне дал 10 кг пшена и проводил на вокзал к товарному поезду дяди Якова, с которым я вернулась в Крым, а пшено сдала на кухню партизанам. После войны искала Сережу, но не нашла, хлебопекарня была разрушена. Я плакала, что не могла его поблагодарить и узнать о его дальнейшей судьбе, но разведчику приходилось переживать и не такие случаи.
Продолжение следует…
