ТАКАЯ РАБОТА

Послевоенный Геленджик моего раннего детства был настоящим захолустьем: мощности местной электростанции хватало только до 10 вечера, после чего городок погружался в непроглядную тьму.

 Летом было хорошо: лунная дорожка манила в теплые объятия моря на ночные купания, а долгими зимними вечерами, когда по улицам гулял злой ветер норд-ост, вой которого смешивался с тявканьем голодных шакалов, спускавшихся с гор и вторивших им яростным лаем местных собак, становилось жутковато.

Город залечивал раны, оставленные недавней войной. На Тонком мысу заработали санатории, прекрасные парки и здания которых восстанавливали после недавних бомбежек.  Вернулись с фронта бойцы Победы – здоровые и искалеченные, израненные, но живые. Память сохранила далекие образы безногого сапожника, шившего обувь взрослым и детям, с доброй шуткой снимавшего мерку с моей маленькой ноги, продавца мороженого на деревянной култышке, с улыбкой протягивающего в детские руки такой сладкий, неповторимо вкусный стаканчик холодного лакомства.

А еще я помню незамерзающую Геленджикскую бухту, расположенную между Толстым и Тонким мысам, после тяжелых боев с фашистами ставшую кладбищем кораблей: то корма торчала из воды, то корабельный нос, то пароходная труба. Их не успели убрать к началу пятидесятых, до всего сразу не доходили руки, и местные мальчишки, несмотря на строжайшие запреты взрослых, плавали на них и ныряли в морскую глубину в поисках военных трофеев. И находили судовые документы, останки погибших моряков, а порой оружие и боеприпасы, за что и были нещадно биты рассерженными родителями, старавшимися оградить непослушных чад от опасных приключений.

С сентября 1942 года Геленджик стал фронтовой и военно-морской базой советских войск, сражавшихся под Новороссийском. В непосредственной близости от городка у подножия Маркотхского хребта находился штаб 18-й десантной армии.

Геленджик 1942-1943 годов превратился в город-госпиталь. Военные госпитали разместились в помещениях санаториев.

Озверевшие немецко-фашистские захватчики, еще более разъяренные после неудачных боев у Новороссийска, ежедневно бомбили Геленджик, стараясь стереть с лица земли непокорных защитников.

Тяжелые мессершмитты со смертоносным грузом в брюхе, как стая хищных черных птиц, летели из-за перевала, неся смерть и разрушение. Сколько погибло мирных жителей, раненых бойцов на больничных койках, вспомнить теперь трудно. Но это было. Надрывный гул вражеских истребителей, грохот взрывов, люди, выжившие в огненном аду, помнили всю жизнь.

Моя мама Юрцева Павла Ивановна во время войны работала бухгалтером-кассиром в Военфлотторге.

В один из осенних дней ей нужно было отвезти заработную плату бойцам на передовую. Маленький катерок вез работников через бухту в Новороссийск. Его заметил вражеский самолет, уже отбомбившийся и возвращавшийся на базу. Как ястреб, кинулся он вдогонку за катером, настиг и расстрелял из пулемета на бреющем полете немногочисленных пассажиров. Погибли почти все, катер начал тонуть. Чудом спасшаяся моя будущая мама привязала узелок с деньгами на голову, прыгнула в холодеющую осеннюю воду и поплыла. Фашисты, видимо, её не заметили, самолет развернулся и улетел прочь.

Павлуся, так называли тогда мою маму, родилась и выросла на берегу Днепра. С детства она отлично плавала. Черное море, которое мама полюбила всей душой, придало ей сил и уверенности.

Тем прохладным осенним днем 1942 года она доставила без промедления денежное довольствие, вплавь добравшись до противоположного берега на Малую землю.

Тогда такой поступок не считался из ряда вон выходящим: каждый делал все что мог, приближая миг Великой Победы.

Мои родные бабушка Юрцева Анна Ивановна и мама Юрцева Павла Ивановна пережили военное лихолетье. Судьба сберегла их: тяжелая авиационная бомба упала во двор родительского дома, но не разорвалась.

Окончилась война, воцарился долгожданный мир, и через несколько лет мама подарила мне жизнь. 

Будучи взрослой, сама уже мама, я спросила её в Симферополе: почему мамин подвиг нигде не отмечен?

Мама, всю жизнь честно проработавшая бухгалтером, недоуменно на меня посмотрела и сказала: «А что я сделала особенного? Такая у меня была работа, а трудно было всем».

Эти слова я никогда не забуду.

 

И. Суркова

Дополнительная информация