Ю.Богатиков: «Язык у меня резкий!..»
- Подробности
- Создано 02.02.2017 10:56
- Просмотров: 104
Жизнь как песня - песня как жизнь
За последние два года то ли в третий, то ли в четвертый раз беру интервью у Юрия Богатикова и понимаю, что влюбляюсь все сильнее и сильнее. Да и как, собственно, не влюбиться, если в течение первого часа мне исполняется весь репертуар минувших лет, затем новые песни о главном, а уже дальше идут сами истории о жизни и боевых подвигах артистов советской эстрады? Следует отметить, что по остроте изложения, юмору, необычности подачи Богатиков – рассказчик ни в чем не уступает знаменитому Ираклию Андронникову.
– Интереснейшая штуковина вырисовывается: Борис Шарварко меня в «Бульваре» горьким пьяницей обозвал, Сашка Вратарев – бабником, Таня Миллер объявила, что я в ноты не попадаю, а наш крымский премьер Куницын в одной из центральных газет полуострова и вовсе в рвачи записал. Так что стоит самого себя поздравить – отныне скромный образ Юрия Богатикова доведен до полнейшего совершенства.
– А премьер Вас за что?
– А, дескать, я, вместо того, чтобы бесплатно исполнить гимн Крыма и таким образом записаться в историю, затребовал за это дело недюжинный гонорар. Более того, Куницын еще и приписал лично мне сумму порядка четырех тысяч долларов.
Поэтому хочу довести до сведения господина премьера, что в историю я и без его советов давно уже попал – значусь во всех без исключения энциклопедиях как Украины, так и Советского Союза. Ну а если говорить о денежных поощрениях, то о них тогда и вовсе речь не шла.
Шла обычная напряженная работа. Конечно, существовала комиссия, которая назначала авторам определенные суммы, но это далеко не тысячи «зеленых», и уж тем паче ни у кого я ничего не вымогал. Короче, очередной раз меня перед народом обкакали. Теперь все будут думать, что я шакал.
Между нами, в пику государственному мужу на выступлении, посвященном 2600-летию города Керчи, я взял да и подарил их загсу свой роскошный автомобиль «Crysler New-Yorker». Пусть молодожены помнят такого парня, как Богатиков.
А знаешь, какая смешная история случилась в утро публичного обнародования моих нереальных доходов? Бандиты домой позвонили и мягко намекнули: «Иосифович, ты в курсе, что еще дедушка Ленин завещал делиться, делиться и делиться?».
– Так что же «сиротам обездоленным» жертвовать, если последний автомобиль и тот уже у брачующихся?
– Не забывай, что я все-таки Богатиков, поэтому имею еще одну машину. А браткам объяснил популярно, что обязательно вынесу их предложение на рассмотрение премьера. Как постановит, так и будет. Кстати, знаешь, как шутят в одесском банке? «Если я говорю: «Дам», – это еще не значит, что говорю: «Возьми».
– Когда гонорар получите, с кем его разделите?
– «Бульвару» отдам. Мне вы очень нравитесь, да и в Крыму газетой уже спекулировать начали, с чем и поздравляю!
– Спасибо, удачного Вам гимна! И коль уж пошла такая денежная тема, откройте секрет, кто из эстрадных певцов Советского Союза считался самым богатым?
– Конечно, Кобзон.
Но он никогда не был рвачом, а честно выигрывал за счет невероятного количества собственных концертов. Если в день не отрабатывал три сольника, чувствовал себя больным человеком. А вот мы все, наоборот, были изнежены, капризны, манерны...
Помню фразу моего покойного друга Вани Вавина: «Хорошо, если бы каждый артист получал ровно столько, сколько он о себе думает». А думали мы о себе ну оч-чень даже неплохо. Сейчас, кстати, с исполнителями происходит та же самая катавасия.
– Певцы Вашего уровня сами диктовали условия оплаты?
– Говоря языком военным, мы делились на определенные подразделения. В самую высокую касту входили Магомаев, Кобзон, Гуляев, Гнатюк. И несмотря на то, что выступали все подряд на одной сцене, они жили своей совершенно обособленной жизнью и мало кого в нее впускали. Тем не менее, когда попадали под единый партийный контроль с его строгими вопросами о левых гонорарах и непоступлении с них взносов, признаюсь: то были не самые приятные политбеседы для всех без исключения.
– А что за левые гонорары выплачивались на официальных концертах?
– Моя ставка была 202 рубля 50 копеек. А те доходы, о которых ты спрашиваешь, администраторы обычно вручали отдельно в конвертах. К слову, именно за это их, бедняг, как правило, и сажали. Так вот, за каждый совместный концерт с Пугачевой — а работали мы с ней на стадионах по отделению – я получал еще по 200 дополнительных рублей. И это было обоснованно, поскольку выступать с Аллой на огромных площадках – ад. Публика на 90 процентов – ее, поэтому каждый раз надо было доказывать, что ты не просто так попеть вышел.
– Часто коллеги по цеху подставляли на сборных концертах?
– Это было невозможно, потому как все знали, что язык у меня очень резкий. В критической ситуации могу выдать нечто непредсказуемое.
Вспоминаю, к примеру, мой последний правительственный концерт в Кремлевском Дворце съездов, посвященный тому, что Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК. Там на шестом этаже есть малюсенький зальчик, в котором правительство после парада 7 Ноября обычно устраивает банкет. Представь общий сытый гул, стук вилок, ножей, а при этом поют Лена Образцова, Женя Нестеренко, которых толком никто и не слушает.
Я на это дело глядел-глядел, ну и завелся. Даю Ашкенази знак чуть-чуть подождать с аккомпанементом, поднимаюсь на сцену и как заору в микрофон: «Товарищи-и! Тихо!». Все вздрогнули, замерли, охрана схватилась за пистолеты. Я же спокойным тоном продолжаю:
«Дело в том, что сейчас прозвучит песня, которая требует не занятых столовыми приборами, а исключительно свободных рук». И спел «Старый марш». Все мне хлопали, никто рыбу не дожевывал.
Ровно через минуту после этого «безобразия» тогдашний министр культуры Демичев уже мчался к своему заместителю: «Да вы отдаете себе отчет? Да кто вам позволил весь этот Донбасс, всю эту грязную провинцию на такое мероприятие пускать?». А мимо как раз проходил некто Медведев, ответственный за идеологию, который и бросил на ходу орущему Демичеву фразу: «Молодец Богатиков! Хорошая у него жилка, рабочая!». А я, если честно, не знал, куда и деваться.
– Как у Вас складывались отношения с Фурцевой?
– Очень хорошо. Она вообще была необычная женщина. Помню, в 1973 году в Ялте на банкете после фестиваля «Крымские зори» некто Абрамова, ведущая этого мероприятия, явно симпатизирующая Магомаеву, подняла за него тост.
Тут же вскочила Фурцева и парировала: «Знаешь что, баба, отдохни! Тут у нас все Магомаевы. Никто не хуже и не лучше. А еще, будь добра, запомни: артистов обижать нельзя». И подняла бокал за всех нас.
Через пару минут, когда конфуз вроде бы замяли, вдруг отчетливо раздается знакомый голос бабы Клавы – великой нашей Клавдии Ивановны Шульженко: «А знаете, товарищи, лет 10 назад но телевизору увидела я хорошенького мальчика, исполняющего «Бухенвальдский набат». И тогда сказала сама себе: «Клава, запомни: это будет нечто!» Но что же получилось в результате: минуло столько лет, а мальчик каковым был, таковым и остался. Ничего путного больше не исполнил».
– Магомаев не поперхнулся?
– Тут же вскочил Иосиф с рюмкой, а он всегда подобные ситуации смягчает: «Так выпьем же за правофланговую советской песни, за Клавдию Ивановну!». Все дружно выпили, перевели дух. А где-то через час к нашему столику подходит Муслим... «Слышь, Иосиф, твоя правофланговая утверждает, что я за все это время так ничего и не сделал. Ох и не права она, ох и не права!».
– Чем все закончилось?
– Тем, чем обычно, – общей пьянкой.
– Клавдия Ивановна осталась при своем мнении?
– Да-а. Ее надо было знать. Ураган! Если на художественном совете Министерства культуры, который собирался раз в месяц, эта женщина брала слово, все немели. Вот Аркадий Исаакович, тот был немногословен, на заседаниях все больше свои монологи учил, а Шульженко обычно камня на камне не оставляла.
Главное, чего терпеть не могла, – жлобства и щеконадувательства.
Ее авторитет был незыблем.
Настоящее искусство границ не знает...
В присутствии Шульженко никто из молодых актеров не мог позволить себе даже присесть. Мне кажется, что подобного отношения к мэтрам заметно не хватает сегодняшней эстраде. Звездочек много, а вот мастеров нет. Хотя недавно, слушая диск «Прима-балерина», я по-новому открыл для себя такого глубокого и мелодичного композитора, как Александр Злотник. А ведь раньше держал его за поверхностного музыкального фраерочка. Каюсь, был не прав.
Тем не менее все равно нет в Украине старейшин, каковыми раньше были Сова, Тимошенко, Березин, Шульженко, Утесов...
– Клавдия Ивановна ревностно к молодым певицам не относилась?
– Я не был с нею настолько знаком, чтобы знать о подобном, но в курсе, что Шульженко всегда заканчивала концерты. Если случались иные расклады, она попросту в них не принимала участия.
А вот мне все эти штучки-дрючки были ни к чему. Выходил и работал тем порядковым номером, которым ставили, и знал, что худо-бедно, но свое дело сделаю.
– Разве у Богатикова могло быть «худо-бедно»?
– Ха-ха! Один раз та-а-кое получилось! Я был делегатом от профсоюзов, но в правительственном концерте, посвященном съезду этой организации, не участвовал. А меня увидели шахтеры и потребовали у начальства, чтобы Богатиков внепланово выступил. Конечно, руководитель программы заныл: «Юра, вечно ты влезешь, а у меня все уже утверждено, сверстано». Ну я и объяснил, что спою ровно одну короткую песню без подготовки и репетиции и тут же удалюсь. Тот смягчился.
И вот я на сцене. Зазвучали первые аккорды, я бодро начал: «Давно не бывал я в Донбассе...». И через секунду с ужасом осознал, что клинит меня, не помню дальше ни единой строчки, ни единого слова... Что делать?
Начал по новой: «Давно не бывал я, давно не бывал я, давно не бывал я в Донбассе», зачем-то переходя на блатной мотив: «Эх, давно не бывал я в Донбассе, ну почему так давно не бывал я в Донбассе и почему же давно..?»
Режиссер с выпученными от ужаса глазами из-за кулис руками машет и шепчет зловеще: «Е-мое, Юра, когда ты наконец-то уже приедешь?». Этим окончательно сбивает с панталыку. Вместо того, чтобы ненавязчиво перейти ко второму куплету, я продолжаю третировать зал вопросом: «Эх, да почему, эх, да почему..?» Зрители и рады помочь, да ответа не знают. И тут руководитель не выдерживает, вырывается на сцену, останавливает практически описавшийся от хохота оркестр и бросает мне каким-то обреченным козлиным тенорком: «Все, Юра! Баста! Приехали!».
– Что зритель?
– Безмолвствовал. Ну, а я знал, что ежели немедленно не появлюсь на сцене вновь и не спою нормально, значит, больше я не появлюсь там уже никогда. Конечно, руководство чуть ли не на коленях умоляло не губить, не срывать мероприятие, не позориться, но я все равно вышел и спел отлично.
После концерта Первый секретарь ЦК похвалил вытирающего со лба испарину руководителя: «Передай спасибо режиссеру, который всю эту хохму с Богатиковым замутил. Весело было, чего уж там!».
– Как у Вас складывались отношения с Магомаевым?
– Я всегда относился к нему с большим почтением и считал певцом наивысшего ранга. По гроб жизни останусь признательным Муслиму за то, что он единственный аплодировал мне на репетиции за исполнение того, чему хлопать-то попросту неприлично. А это все Борис Георгиевич, спасибо ему отдельное, как обычно, поручил мне черновую работу в виде нетленки типа «Эй вы кони, вы кони стальные, боевые друзья трактора!». В общем, Муслим хоть из солидарности, да поддержал. Остальные ржали, как лошади.
Вот по этому поводу хочу вспомнить пятилетие «Бульвара», на которое меня любезно пригласили. Мне кажется, что я тогда удачно дал ведущей Лолите по шее, словесно, естественно. Она – красивая женщина, никто не спорит, но нельзя же со всеми вести себя столь панибратски, да еще и хлопать кого ни попадя по плечу. Ей следует помнить о таком понятии, как степень профессионализма. А он у меня все-таки повыше, нежели у актрисы Милявской.
И уж тем более в этой связи хочу поставить на вид вашему – Виктюку. Выделывается, выпендривается, а сам при этом такой утомленный... Ох и утомленный!
– Напрасно Вы так – наш главный редактор Романа Григорьевича очень уважает и чтит. Да и сексуальное меньшинство в искусстве нынче в большинстве. Кстати, а раньше как подобные наклонности артистов воспринимались?
– Педиков нигде и никогда не любили, а на зоне их всю жизнь опущенными называли. Нынче эта опущенность достигла столь наступательных размеров, что настоящие мужчины вымирают как пол. Но покуда есть на свете Кобзон, Богатиков, Виталий Билоножко, – наше дело живо, более того – непобедимо. Хотя, что касается Виталия, то у него другая крайность – до отвала народ перекормил собственной супругой.
– Так ведь ценить надо, что супругой, а не другом!
– Может, ты и права... У меня на эту тему выходит альбом «Мужской разговор». Пришла пора наконец-то нам, мужикам, всерьез о настоящих делах поговорить, и хватит «голубых» этих пестовать!
– По-вашему мнению, в нынешней украинской эстраде мужское начало хоть немного еще присутствует?
– Мне очень нравится Саша Пономарев: и в пении, и в том, как он держится на сцене. И внешность у него соответствующая. Чувствуется, что отличный, настоящий мужик. А все эти Павлики-равлики, Кравчуки пусть уж не обижаются, но нет в них ничего подобного, вот и имидж себе придумывают соответствующий: манерный, претенциозный.
– Как охарактеризуете женскую эстрадную половину?
– Есть три девочки, которые мне весьма по душе: Катя Бужинская, Тая Повалий и Ира Сказина. Но боюсь, что скоро и они закончатся. Я уже когда-то говорил, что главная беда наших артистов кроется в том, что они быстро становятся богатыми, сытыми и ленивыми. Следовательно, на остальное им глубоко наплевать.
А ведь нельзя сидеть на месте, надо пробиваться, доказывать, самоутверждаться и если уж не в Европе, то хотя бы в Москве, иначе – труба дело. А наши звезды, оправдывая свою леность и непрофессионализм, лишь пафосными словами твердят о готовности служить Украине, но напрочь забывают высокое утверждение, что настоящее искусство границ не знает.
Вот праздновали мы юбилей Керчи, где выступали Виктор Павлик, Ани Лорак и Вася Зинкевич. Знаешь, как все это убого смотрелось... Молодежь, конечно, поверещала для приличия, но в целом стадион скучал. На эти бесконечные «Ви мене чуєте?!» зрители по инерции отвечали: «Чуємо, чуємо», – с улыбкой добавляя: «Не глухие ведь». Короче, напомнило мне это шоу массовиков-затейников.
– Как Вам кажется, кто из украинских артистов сегодня прошел бы серьезный отбор и утвердился на той же советской эстраде с ее жесткими законами и сильнейшими авторитетами?
– Безусловно, Виталий Билоножко, но он, к сожалению, в свое время именно этого и испугался. Вася Зинкевич... Но дело в том, что в этой борьбе все очень сложно и неблагополучно, можно всерьез и по шее получить. Москва отлично умеет преподносить свои уроки. Вначале похвалит, подхватит, а потом таких чертей надает, что мало не покажется.
Вот вам конкретный пример: почему София Ротару, 25 лет назад покорив Москву, до сих пор не живет в этом городе? Да потому что в Белокаменной воевать надо, бороться за себя каждый день, что-то доказывать.
А Сонечка, несмотря на мою к ней безумную любовь, не борец. Ее очень любят, у нее сумасшедшая энергетика и все концерты только «на бис», но та же «Луна-луна» – это вчерашний день. Вы на Аллу посмотрите. Несмотря на ее понты, постоянно ведь делает на сцене что-то неожиданное.
Пугачева – умная женщина, она собрала рядом с собой огромное творческое окружение. От него Борисовна и подпитывается. Поэтому ее ни одна газета в покое не оставляет, все укусить норовят, поскольку материал постоянно свеженький, не лежалый. У Аллы вечное состояние, как у зверя, начеку. А Соня наберет себе девочек на подтанцовку да музыкантов, которые сделают отличное шоу, вот и все. Хотя, с другой стороны, и это тоже ведь очень немало.
Ну а нынешней украинской эстраде могу посоветовать: пусть не с Москвы начинают – с Крыма. Милости просим летом в Ялту с концертами! И вот когда в зале обнаружатся 20 человек, включая пожарника Васю, всем быстренько станет ясно, кто есть ху. И артист сам поймет, звезда он или так, погулять вышел. Народ-то у нас умный. Он в состоянии многое не только правильно предсказать, но еще и оценить по достоинству.
Е.Кунгурцева,
2000 г.
ДАВНО НЕ БЫВАЛ Я В ДОНБАССЕ
Музыка Н. Богословского
Слова Н. Доризо
Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтерская юность моя.
Осталась она неизменной,
Хотя от меня вдалеке.
Там девочка Галя живет непременно
В рабочем своем городке,
В шахтерсом своем городке.
Отчаянно Галя красива,
Заметишь ее за версту.
Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту.
С тех пор хоть немало я прожил,
Душа красоте той верна,
В другую влюбился за то, что похожа
Глазами на Галю она.
Глазами на Галю она.
И вот, наконец, я в Донбассе,
Вот беленький домик ее.
Седая хозяйка на чистой террасе
Спокойно стирает белье.
Стою я в сторонке безмолвно,
Душа замирает в груди..
Прости меня, Галя,
Галина Петровна,
Не знаю за что, но прости!.
Не знаю за что, но прости!.
Прости за жестокую память
О прежних косичках твоих,
За то, что мужчины бывают с годами
Моложе ровесниц своих.
Прости за те лунные ночи,
За то, что не в этом краю
Искал и нашел я похожую очень
На гордую юность твою,
На давнюю юность твою.