(Начало в № 2(230) от 23.01.20 г.
Самое трогательное и тяжёлое было – это наш отъезд с дачи и расставание с Мухтаром.
Уже за несколько часов он тоскливо глядел на наши сборы. Затем шли поглаживания и бесполезные уговоры не бежать за нами. А затем мучительные полчаса, когда он и в жару, и в мороз бежал за нашей машиной и никакие остановки и уговоры вернуться не помогали – он преданно и печально как бы просил не уезжать, не оставлять его одного или забрать с собой.
Попытки оторваться от него, увеличив скорость, как правило, ничего не давали. Он ускорял бег, как бы распластываясь на дороге, тяжело дышал, спотыкался, падал и вновь бежал, бежал. И только при выезде на центральную трассу, когда мы останавливались и окончательно прощались, он тоскливо садился на обочину и печально глядел на всех. И, уже отдаляясь, мы видели, как он уныло, опустив голову, медленно возвращался назад.
Зоя каждый раз со слезами на глазах заявляла, что не в силах выносить эту муку и в следующий раз заберём Мухтара домой в Симферополь. Но куда? В квартиру, на третий этаж – такого огромного пса, выросшего на свободе? Это будет мука и для него, и для нас.
Поэтому её заветная мечта, которую она часто повторяла как заклинание: «Как я хотела бы купить хоть маленький домик со двором, чтобы можно было забрать Мухтара с дачи», – вскоре сбылась.
Правда, этому предшествовало несколько месяцев поисков по газетным объявлениям, разочарований от несоответствия заявленного и увиденного.
Всё стоящее было очень дорого, остальное (а его было большинство) было какое-то несуразное, достроенное-перестроенное, и всё – на окра- инах, где улицы неизвестно откуда начинались и где оканчивались.
И вот в солнечный майский день, открыв очередную газету объявлений и прочтя первое из них «продаётся дом», мы с женой, словно почувствовав что-то, тут же отправились посмотреть на него. Буквально в центре города, рядом – небольшое озеро, роскошная аллея из могучих деревьев софоры. В середине неогороженного участка – большой двухэтажный дом из ракушечника, неоштукатуренный снаружи. Когда мы в него вошли, поразило обилие света из огромных окон и множество больших комнат.
Два серебристых пуделька Лайма и Зося, которых мы взяли с собой, оббежали и обнюхали все комнаты первого и второго этажа вплоть до чердака и как бы благословили paдостным лаем. Мы тоже почувствовали, что оно, то самое, что мы искали, и нам отсюда не хочится уходить. И несмотря на то, что в двух огромных залах были кучи вздыбившегося паркета от размороженных за зиму батарей отопления, жить в доме было можно – и началось переселение. Естественно, одним из первых жильцов был Мухтар, которого поселили в цокольном этаже, ещё не полностью освобожденном от остатков стройматериалов и строительного мусора. По-хозяйски всё осматривая, он, радостный, ходил за каждым, заглядывая в глаза, и словно спрашивал: «Что? Теперь я буду с вами и вы никуда не будете уезжать?»
И он прожил с нами ещё пятнадцать лет, охраняя дом и даря всем радость. Так же идентифицировал людей по признаку хороших и плохих, охотно давал лапу, но больше всего любил подойти, положить свою мохнатую морду на колени и преданно смотреть в глаза.
Шли годы, обустраивался дом и участок, вырос и поступил в мед- университет сын, окончил его. Мы старели, вместе с нами старел Мухтар, становился более спокойным, всё больше предпочитал общаться с Зоей. Чем бы она не занималась по хозяйству, он был рядом, стараясь коснуться её ноги, заглянуть в глаза и по-человечески улыбнуться, как это мог делать только он. «Мухтар, ну я же занята, ну чего ты хочешь?» – в рабочей суете спрашивала его Зоя. А у него, видимо, было только одно желание – быть всегда рядом. Как тут не вспомнить великого Льва Толстого, который утверждал, что любовь – это когда от любимого ничего не надо, только видеть его и быть рядом.
Зое он позволял купать себя, чистить уши, расчёсывать и даже делать уколы. Дело в том, что она была убеждена, что комплекс препаратов, замедляющих старение организма человека, вполне подходит и её любимому Мухтару. Посему он покорно глотал поливитамины, позволял только ей делать инъекции витаминов группы «В», церебролизина, токоферола и других, тогда ещё дефицитных, лекарств. И действительно, после таких препаратов он был веселее, энергичнее, шерсть становилась гладкой, блестящей. Oxотно совершал прогулки как вокруг дома, так и по всему району.
По достижении возраста девятнадцати-двадцати лет мы стали замечать, что он плохо видит, хотя так же радостно узнавал и приветствовал родных и знакомых. На прогулках он иногда не попадал на знакомые тропинки, останавливался, ждал моего голоса, подходил и следовал за мной. Чем больше ухудшалось зрение, тем больше он полагался на слух, распознавая приходящих по голосу, подходил, тыкаясь носом, и смотрел незрячими глазами.
Но со временем стал отказывать и слух, и во время прогулок надо было громко звать «Мухтар!» если он отставал, что-то обнюхивая.
Тяжко было смотреть, когда слух совсем ухудшился. Огромный наш Мухтар, ничего не видя и не слыша, растерянно стоял, пытаясь по запаху определить, где я, и, «унюхав» меня, старался не отстать, всё время касаясь носом штанины.
При этом жалобно поскуливал, словно боясь, что его бросят. Лишь поглаживание, почесывание за ухом успокаивало его, и мы благополучно добредали домой. Теперь он больше лежал, почти не участвуя в жизни дома, не видя и не слыша её, а только думая о ней, прожив такую долгую, по собачьим меркам, жизнь.
Радостно встряхивался, если кто подходил и гладил его, и грустное выражение его «лица» преображалось. Особенно если это была Зоя, которая пыталась его причесать, подкормить чем-нибудь любимым. Но ел он уже мало. Пытался воспользоваться моментом, прильнуть мордой к её ногам, шёл за ней медленной стариковской походкой, главное – не отстать и не потерять её.
Последние недели и дни жизни Мухтара были очень тяжёлыми. Он часами лежал, не реагируя на обращения, поглаживания, попытки влить воду. Иногда Зое удавалось вызвать какую-то реакцию, он поднимал голову, словно пытаясь понять, кто и что с ним. Затем вновь впадал в коматозное состояние с тяжёлым, редким дыханием. Ветеринары советовали усыпить его, но никто из нас не мог решиться на это, как невозможно согласиться на такое по отношению к близкому человеку или члену семьи. И лишь к концу недели, на фоне признаков постепенного отмирания основных жизненно необходимых функций, Мухтара усыпили. Так закончился его жизненный путь – он прожил двадцать четыре года, что для собаки является рекордным возрастом. Причём все эти годы он был постоянным источником радости для нас.