ЭТЮДЫ ОБ УЧЕНЫХ: ЛЕВ ЛАНДАУ: «ФИЗИКА – ЭТО ВЫСОКОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ»

В детстве Леву Ландау можно было назвать вундеркиндом. Но вундеркинды часто как-то перегорают к зрелым годам, их совсем юное дарование быстро отцветает, вянет, как экзотический цветок. В школе Лева шел из класса в класс так стремительно, что уже в 13 лет окончил десятилетку. Сразу в университет его не приняли по молодости. Он выждал год и все-таки прорвался через все препоны приемной комиссии. 14-летний студент занимается сразу на двух факультетах: физико-математическом и химическом.

В 18 лет он публикует свою первую научную работу, став внештатным аспирантом Физико-технического института у «папы Иоффе»: «папу» не смутило, что аспирант еще не окончил университет. В 19 лет Ландау получает диплом, в 21 год по командировке Наркомпроса уезжает для продолжения образования за границу.

Сразу он попадает в круговорот новых физических идей. Он знакомится с такими же молодыми тогда, как он, а ныне такими же знаменитыми Гайзенбергом, Паули, Пайерлсом, Блохом, Вигнером. Их общим учителем был Нильс Бор.

В 1932 году Ландау возвращается на Родину и возглавляет теоретический отдел Харьковского физико-технического института. А ему только 24 года, этому известному уже теоретику.

В 1934 году без защиты диссертации Ландау присваивают степень доктора наук, год спустя – звание профессора. Он уже автор «Диамагнетизма металлов» – работы о поведении вырожденного идеального электронного газа. Это новое направление в науке, и очень скоро предмет его исследований физики всего мира назовут «диамагнетизмом Ландау». Затем он исследует ферромагнетики, а в 1936–37 году публикует фундаментальные работы – «Теория фазовых переходов» и «К теории фазовых переходов». В работах были рассыпаны идеи, быстро и горячо подхваченные другими. Вокруг молодого харьковского профессора образуется круг единомышленников – будущая «школа Ландау».

Он читает лекции в Механико-машиностроительном институте и в университете. Из уст в уста передают студенты весть о невиданно строгом профессоре.

В 1937 году Ландау переезжает в Москву, чтобы навсегда связать свою жизнь с Институтом физических проблем.

В 1938 году Ландау (совместно с Ю.Б. Румером) публикует работу «Лавинная теория электронных ливней». И с этого времени поистине лавинно множатся работы замечательного ученого. В годы Великой Отечественной войны рождается всемирно известная теория, объясняющая свойства необыкновенной жидкости гелий-II.

Трудно найти область физики, которая не интересовала бы его. Низкие температуры и турбулентность, акустика и теория плазмы, горение и энергия звезд, квантовая теория поля и нейтрино...

Ландау написал немало учебников, многие большие физики называют его учителем. У него дома на стене и сегодня висит смешная карикатура: «Дау», длинный, худой, крестит в проруби физиков-теоретиков, обращает их в свою веру. В этой проруби – не мальчики с университетской скамьи, а академики: там легко найти

В.Л. Гинзбурга и И.Я. Померанчука. На рисунке Ландау выглядит «мэтром». В жизни этому человеку была органически чужда поза. Он был необыкновенно находчив, остер на слово, оригинален в сравнениях и неожидан в выводах. Но он никогда не пускал пыль в глаза, не строил из себя всезнайку, неискренность, соседка лжи, была абсолютно чужда этому человеку

Я не сказал бы, что Ландау был скромен. В нем вовсе не было той обиходной скромности, которую мы в нашей жизни часто путаем с застенчивостью. Он говорил о себе мало не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что ему это просто было неинтересно. Но когда он говорил, то никогда не принижал себя, он знал себе цену, знал, как она высока, но относился к этому обстоятельству с достойным спокойствием, без суетни и мельтешни.

Ценность человека определялась для Ландау делом, которое этот человек сделал. Не званиями, премиями, популярностью – только делом. Если речь заходила о человеке, неизвестном ему, он сразу спрашивал: «А что он сделал?» Уже сделал. Он не очень верил в обещания. Благие помыслы – прекрасная вещь, но нередко встречаем мы людей, у которых обещания подменяют саму деятельность и привлекательный план на будущее становится вроде бы уже делом настоящего.

Трудно представить человека столь ненасытной любознательности, какая была у Ландау. Его интересовало все: что нового в политике, что показывают в кино, дали ли результаты реформы средней школы, как делают газету.

Последний раз я видел Льва Давидовича у него дома в день, когда отмечалось его 60-летие. Пришли гости. Знаменитые гости, «звезды» советской физики:

П. Л. Капица, И. К. Кикоин, А. И. Алиханов, А. Б. Мигдал, А. А. Абрикосов, Э. Л. Андроникашвили. Много в тот вечер шутили, вспоминали разные проделки юбиляра. Потом он извинился и оставил гостей, поднялся к себе в кабинет, лег. И веселье как-то сразу заглохло.

Примерно через три месяца, 2 апреля 1968 года, Ландау умер. Оторвавшийся со стенок сосуда тромб вызвал смерть неожиданную и быструю. Он поразил «Дау», как шальная пуля. В тот день академик

А. Б. Мигдал написал: «Умер один из удивительнейших физиков нашего времени. В наш век специализации науки это был, быть может, последний из ученых, занимавшийся всеми областями теоретической физики».

Мне кажется, это очень точно сказано. Вряд ли можно назвать среди ученых всего мира столь универсального физике... Но, может быть, он сидит где-нибудь в университетской аудитории, а мы еще просто не знаем, что он уже существует.

 

Я. Голованов

Дополнительная информация